Иван Иванович Шкиря - победитель народного голосования на сайте Русской премии - 2014. Победил он с большим запасом, голосовали за него многочисленные друзья - воины-интернационалисты.

Результаты опроса - Выборы Лауреатов 2014

Не скрываю, что "независимое" жюри было таким результатом голосования вполне удовлетворено. Потому что рассказы Ивана Ивановича - несомненный вклад в русскую и уж тем более в русинскую военную документально-художественную прозу.

Биография
Чужой бронежилет.
66-Я ОТДЕЛЬНАЯ МОТОСТРЕЛКОВАЯ БРИГАДА
Фоторяд воина-интернационалиста Ивана Шкири.

Биография

Родился 26 ноября 1958 г. в с.Локоть Иршавского района Закарпатской области. В 1979 г. закончил Харьковское гвардейское танковое училище. В Демократической Республике Афганистан (ДРА) в 1984-1986 г.г. служил на должности командира танковой роты. Старший лейтенант. Кавалер ордена Красной Звезды, медаль "За отвагу" ДРА. Инвалид войны. Ныне подполковник запаса, проживает в г.Ужгороде Закарпатской области.

Чужой бронежилет

Бойцы бывают разные — дисциплинированные и не очень,а иногда и откровенные разгильдяи. Но есть один тип солдата, разгильдяйство которого заканчивается в расположении подразделения. На боевой операции он оказывается инициативным, смелым и решительным. На военном жаргоне — “шарящим бойцом”. Именно таким типом характера обладал наводчик АГС второго разведвзвода второй разведроты Баграмского разведывательного батальона рядовой Матичин Юрий Юрьевич.

У каждого бойца было что-то для везения. У кого-то — иконка или крестик из Союза, у кого-то — везучая тельняшка, а у кого-то — бронежилет. О последнем — чуть подробнее, чтоб была понятна суть рассказа. Разведчики использовали “легкие” керами- ческие бронежилеты, пехоте доставались “тяжелые”, с металлическими пластинами. Надевать их в бою или нет — это, по большому счету, решал сам солдат. Но на строевом смотре ты должен быть экипирован и снаряжен! На свой последний боевой выход Юрий собирался как всегда. Командир разведвзвода — старший лейтенант Ринат Гафуров собрал двенадцать человек. Сообщил, что намечается армейская операция в районе кишлака Алихель у границы с Пакистаном — там на караванных путях активизировались душманы. Общий сбор батальона назначен в Теплом Стане на окраине Кабула. Командиром роты в то время стал капитан Щасный, заменивший капитана Шевченка. При выходе на Баграмский перекресток комендантский взвод, выполнявший функцию регулировщиков, подкинул два топливозаправщика из 177 мсп, опоздавших на марш в своем походном порядке. Колонна двинулась в сторону Кабула. Бойцы разместились на броне налегке, поскидывав всю ненужную пока тяжесть в утробы машин. На марше, сидя на броне, чувствуя плечо товарища рядом, под убаюкивающие “поклоны” боевых машин и приятно урчащие двигатели, кажется, что опасность еще где-то далеко впереди, в горах. Мимо проплывал унылый, безрадостный пейзаж: развалины крепостей, домов, когда-то построенных поближе к дороге, как к “ленте жизни”. Бывшие хозяева думали получить от этого выгоду, а получилось наоборот — их дома оказались на линии огня. На обочинах скорчились остовы обгоревших машин, одиноко стоял корпус танка с открытой трансмиссией и валявшейся рядом башней. Растерзанные взрывами БМП и МТЛБ смотрели на движущуюся колонну и как будто вопрошали: “Когда же это закончится!?”. И лишь кое-где к дороге примыкали виноградники, контрастно зеленеющие на фоне песчаной желтизны. Они казались островками жизни на безлюдной планете… Редкий случай, но в одной роте служили сразу три земляка из Закарпатья, двое ужгородцев — Юра Матичин, Лёня Ковач и Володя Чейпеш из Виноградова. Как известно, роты Советской армии комплектовались по военным специальностям, а не по национальностям, парни попадали в учебки со всех концов Союза, и вероятность того, что в одном взводе могут оказаться трое из одной республики, а тем более из одной области, была ничтожна. И хотя приоритетом в армии всегда был свой призыв, но не забывали и про земляков: старики старались присмотреть за младшими земляками, передать им опыт, научить всем премудростям военной жизни. В этом смысле “дедовщина” давала положительный эффект. Старослужащий всегда мог оценить качество подготовки “молодого” и соответственно “натаскать” его по тем пробелам, что были допущены в учебке. Например, кто бы в учебке мог подумать, что расчеты АГС в Афгане напрочь забудут о магазинных коробках, а будут обвязываться снаряженными лентами, как матросы в революцию (проблема в весе железа, которое никто, кроме тебя, не потянет в горы). Или кто из тыловиков предполагал, что большие банки с борщами и супами окажутся ненужными в вещмешках десантников — предпочтение будет отдаваться маленьким, но калорийным банкам с кашами, тушенкой и паштетами. И много, много других, на первый взгляд, мелочей, которые будут влиять на твою судьбу, когда ты окажешься в горах. Таким жизненным премудростям мог научить только “старик”, а не боевые уставы и наставления. Роте не удалось без боя дойти до места сбора. Засада ждала в Аминовке, где зеленая зона вплотную подпирает к дороге. Духи стали бить по самым слабым местам в колонне — топливозаправщикам и машинам с боеприпасами. Танк разведчиков остановился, развернул башню и открыл огонь по зеленке, а колонна тем временем стала обходить горящие машины и набирать скорость, уходя из-под обстрела. Духи перенесли огонь на танк — гранаты полетели в неподвижную машину со всех сторон. Тут уже надо было помогать танкистам, и из колонны открыли бешенный огонь из всех стволов — куда кто считал нужным. Такая бестолковая стрельба тоже даёт свой результат — если рядом защелкали пули, сидящему в засаде кажется, что его обнаружили и пора уносить ноги. Топливозаправщики оставили догорать, танкисты взяли на буксир свою поврежденную машину, и колонна двинулась дальше. От былого благодушия не осталось и следа. По колонне пошел слух, что наши потери — четверо убитых. Нужно было соблюдать радиомолчание, поэтому до привала просто отмечали про себя, кого нет на броне. Каждый командир надеялся, что недостающих подобрали движущиеся сзади. По прибытии в Теплый Стан стали строиться. И Гафуров с облегчением увидел наводчика АГС Матичина, который в суматохе боя не успел вскочить на броню своей машины и спешил в строй с тыла колонны. Тут ему сразу досталось на орехи: “Солдат, где бронежилет!” “Так я ж, как все, ехал на броне без бронежилета, а потом отражал нападение, — подумал Матичин. — Ну не успел, прозевал момент, когда БМПшка двинулась”… Поступила команда: строевой смотр. Все разошлись по машинам, стали извлекать свои вещички, и тут обнаружилось, что у нашего Юрки в самом деле пропал бронежилет. Бойцы уже шагали в строй, а он метался в поисках. И — о, чудо! Откуда взялся?! На правом борту одной из машин валялся пехотный жилет. Успел нахлобучить и, застегивая на ходу, двинулся в строй, отмечая про себя, насколько легче и удобней было в своем жилете. Смотр проводил начштаба дивизии полковник Петрак. Проходя вдоль строя, подходил к бойцам и ощупывал бронежилеты. Находя пустые места вместо пластин, костерил младших командиров, на что получал дежурные ответы: “Есть! Так точно!” Подойдя к Матичину, похлопал по груди, затем по бокам, повернул кругом, убедился, что все пластины на месте, и изрек: “Вот! Сразу видно, что этот солдат хочет жить. Берите с него пример!”. Старики во второй шеренге захихикали, но под суровым взглядом взводного застыли. Время поджимало, офицеры собрались на машине комбата. Тот растолковал задачи, указал рубежи, на которые должны выйти взвода, определились с маршрутами. Задача батальона: скрытно обойти кишлак Алихель с юго-востока и перекрыть душманам пути к отступлению. Бронегруппа осталась внизу, навьюченные разведчики пошли в горы. Гафуров послал вперед дозор из двух человек, сам возглавил взвод. Вышли к берегу горной речушки. Холодная вода металась между валунами, пенилась белыми бурунами и с большой скоростью устремлялась вниз. Тяжеленный рюкзак на спине, АКМ на груди, гранаты и АГС на плече, плюс пехотный бронежилет с металлическими пластинами — Юра ступил в бурный поток. От ледяной воды захватило дух. На самой середине реки поток вдруг яростно толкнул бойца в бок, и тот, потеряв равновесие, ушел под воду. Вцепившись в АГС, который, как якорь на дне, не давал потоку утащить его вниз по течению, Юра с ужасом понял, что со всей этой тяжестью ему не подняться…

Как вдруг две пары рук схватили Юрку и подняли его над водой. Спасателями оказались земляки Ленька и Володя. Откашливаясь на берегу, Юрка проклинал чужой и неудобный бронежилет. Но рассиживаться некогда, вперед!.. Когда до назначенного рубежа оставалось всего ничего, случилось непредвиденное —прозвучал резкий хлопок, сработала противопехотная мина. Наступил на неё командир взвода. Самое обидное, что мина оказалась советская. Лепестковыми минами наши вертолетчики щедро посыпали караванные пути и горные тропы. Очевидно, она давно ждала свою жертву, время и ветер замаскировали ее так, что и не заметишь. Взвод лишился опытного боевого командира. Гафурова эвакуировали вертолетом, управление взводом перешло к молодому парторгу… Гафуров знал каждого из бойцов, все их слабые и сильные стороны. Он их сам учил и понимал, что неудача его солдата — это его промах. Но молодой капитан-парторг не был готов к командованию взводом даже в мирных условиях — не то что на войне. В политучилищах готовили “проводников политики партии и правительства в войсках”. Политработники знали назубок устав КПСС, все партийные пленумы со времен создания государства, активно воспитывали личный состав в духе преданности идеалам коммунизма, по любому случаю собирали партактив полка и партсобрания, “строгали” командиров за необновленные ленинские комнаты. Этому их научили… Капитан-парторг думал, что будет “смотрящим” над Гафуровым, а тут комвзвода, лежа без ступни, перед погрузкой в вертолет процедил сквозь зубы: “Принимай взвод, если что не так будет — найду и в Союзе”. Он испугался и растерялся, не зная, что же делать дальше. Система дала сбой — “политребята” были готовы контролировать, докладывать и информировать, но не воевать и брать ответственность на себя. Никогда не забуду, когда в один из праздников, сидя в кругу офицеров, где присутствовал и замполит нашего батальона, брякнул после второй рюмки: “Вместо всех замполитов я бы предпочел троих священников разных конфессий” (я имел в виду католиков, мусульман и православных). Нажил себе большего врага, чем душманы… Дошли до рубежа. Внизу — кишлак, сзади — лесной массив, справа и слева — ущелья с хорошо просматриваемыми тропами. Оказавшись на господствующей высоте, бойцы обратили взоры на растерянного парторга. Понимая, что никаких толковых команд от него не дождаться, замком­взвода Володя Чейпеш собрал дембелей... Во взводе воцарился так любимый замполитами “демократический централизм”: бойцы сами выбирали себе огневые позиции. Сержант Чейпеш вышел на связь с броней, доложил обстановку… Пошел уже двадцатый день армейской операции. Главные события происходили севернее, оттуда слышна была канонада, время от времени в небе появлялась авиация, и горы сотрясались от разрывов тяжелых бомб, по ночам небо озаряли залпы реактивной артиллерии, над Алихелем постоянно висели “люстры” (осветительные бомбы). Духи тем временем предпринимали попытки вырваться из окружения, атакуя малыми силами то там, то здесь, пытаясь нащупать слабые места в обороне наших войск. А пока в окопах нашего разведвзвода появился внутренний враг — вошь. Вошь в войсках называли спутницей войны. Никогда не забуду один момент из первой моей операции в Афганистане. Когда пехота спускалась с гор через боевой порядок моей роты, к танку подошел боец-пехотинец и стал скидывать с себя снаряжение и раздеваться. У меня даже мелькнула мысль, что у него с психикой непорядок. Однако сняв мокрую от пота нательную рубаху, тот бесцеремонно разложил ее на броне нашего танка и попросил молоток! Получив его, он стал яростно лупить рубаху по швам, приговаривая: “Задолбали кровопийцы!” Под дружный хохот экипажа танка он методично прошелся молотком по швам рубахи, а только потом попросил воды. Мой механик-водитель, протягивая ему флягу, давясь от смеха, спросил: “А бабу тебе для полного счастья не достать?” Шутки шутками, но эта маленькая тварь в прямом и переносном смысле попортила много кровушки солдатам и офицерам. Вошь попадала на солдатские тела в основном из трофейных одеял или афганских халатов — ночью в горах холодно. Дембеля Чейпеш и Ковач объявили об открытии “второго фронта”. Несмотря на робкие возражения парторга, они отправляли по три человека вниз к речке, чтобы помыться и постираться. Пока один “воевал” со вшами — двое охраняли. На второй день походов к речке духи вычислили маршрут движения и поставили там засаду. Дождались пока Юрка разделся догола и стали лупить из автоматов. Пули защелкали по камням, осколки отколовшихся камней секанули по голому телу…. Благополучно прибыв на свою высоту, все посмеялись над ситуацией . С каждым днем духи все наседали и наседали. Обстрелы и попытки забраться с тыла не прекращались. Боеприпасы заканчивались, доходило до того, что приходилось клянчить у командира роты гранаты и противопехотные мины. Каждая ночь становилась напряженнее предыдущей. “Дембеля” высыпались днем и сами становились в охранение на ночь. Но духи решились на штурм в утреннее время. Почти месяц разведчики просидели на высоте, чтобы дождаться этого момента, когда противник решил испытать их на прочность! На рассвете двадцать пятого дня операции духи полезли в открытую. Под прикрытием огня из кишлака цепь стала в полный рост и двинулась на разведчиков. Первым открыл огонь снайпер Ковач, находившийся на правом фланге взвода. Важность этого момента сложно переоценить. Лёня вычислил подготовку “духов”. Надежда “духов” на внезапность была похоронена уже первыми выстрелами из его СВД. Дело в том, что Леонид вычислил подготовку “духов” к атаке еще за полчаса до ее начала. Находясь вместе со своим наблюдателем на замаскированной позиции правее и немного выше района обороны взвода, он наблюдал передвижение противника, который ползком разворачивался в цепь перед взводом, и за складками местности пока не был виден нашим бойцам. Поэтому он сразу отправил своего наблюдателя сообщить взводу о готовящемся наступлении. Тот разбудил взвод, и бойцы спокойно начали готовиться к бою. Шли минуты…. “Духовский” командир вскочил первым, поднимая лежащую цепь в атаку. Он, бедняга не знал, что за ним уже давно ходит прицельная марка Лёниной винтовки. И как только он поднялся, терпение Ковача было вознаграждено — выстрел! “Дух” взмахнул руками и ткнулся лицом в склон. Вот документально зарегистрированный исторический факт того времени — пожелтевшая вырезка с заметкой из газеты “Красная Звезда”. Сам факт публикации во всесоюзной газете Советской Армии и Военно Морского Флота говорит о важности события. Один подготовленный боец сорвал противнику так нужный ему фактор внезапности, и тем многократно увеличил своим товарищам шансы на победу в этом бою. И понеслось…. Утренняя тишина буквально взорвалась. Очереди из АК, хлесткие винтовочные выстрелы, короткие, по две-три гранаты, очереди из АГС... Огневая позиция Матичина находилась рядом с окопом парторга. Когда приполз наблюдатель от Лени и растолкал сонный расчет, то Юра накинул на себя, но почему то не застегнул бронежилет, надел каску, и стал со своим помощником готовить оружие к бою, стараясь не шуметь. С началом боя, как только показалась душманская цепь, Юрка высматривал в ней места, где “духи” жмутся друг к другу, и посылал туда сначала одну гранату, а после и очередь вдогонку. Когда душманские пули стали щелкать по его брустверу, он не нырял на дно окопа, а просто поворачивал ствол своей маленькой пушки в сторону обидчиков и нажимал на спуск. В этом бою все решали первые минуты. За первой цепью пошла вторая, затем третья. В начале дружный боевой клич “АЛЛАА…” превращался в беспорядочные команды душманских командиров и крики раненных. Надежды “духов”, что русские дрогнут от внезапной атаки — не оправдались, они нарвались на стойких бойцов. С правого фланга их ложил снайпер, которого никак не удавалось обнаружить. С левого фланга, методично, как будто бы забивая гвозди, стучал АГС. Разрывы его гранат заставляли залегать пехоту. А вновь поднять цепь ох как тяжело. Остальные наши бойцы выбирали себе цели и короткими очередями сбивали спесь атакующих. Вдруг из окопа, где находился парторг со связистом, послышался крик, и Юра краем глаза успел заметить, что каска парторга скрылась в окопе. Оставив АГС на своего помощника, он схватил автомат и метнулся на помощь. И тут чужой, не застегнутый бронежилет, в движении открыл бок бойца как раз в тот момент, когда 7,62 мм пуля стремилась к своей цели. Она вошла в правый бок, и, особенно не задерживаясь в теле изумленного Юрки, вышла с левой стороны. При этом задело, как он понял, что- то очень важное в его организме, потому что его левая нога, вдруг, без всякого с его стороны участия взлетела чуть ни до неба. И только его мозг успел зафиксировать этот непонятный факт, как вторая пуля щелкнула по каске, пробила ее, и вскользь ударила по голове. В глазах у Юрки мгновенно побелело, затем постепенно наступила темнота. Душа его второй раз за эту операцию паниковала — он понимал, что еще живой, но почему-то ничего не видит, а в ушах стоит непрерывный звон. Бой заканчивался без него. При загрузке раненых в вертолет, к Юрке стало возвращаться зрение и он воспрял духом! Очень хотелось пить. Воду санитар не дал , сказал как отрезал: “Обойдешься !”. “Дай хоть закурить” взмолился Матичин. “ Это можно”, — санитар стал прикуривать сигарету, вертолет пошел на взлет и раздался удар об иллюминатор. Санитар отпрянул от пулевого отверстия: “Бл…ь, тебя и здесь достают, чтобы добить” и засунул сигарету в засохшие губы раненого. Главное действующее лицо в общевойсковом бою — пехотинец, в расположении полка — повар. Ну а после боя самая нужная и уважаемая профессия — хирург. Эти парни в белых халатах творили свои чудеса на войне. И если для Юрия тот последний бой был уже закончен, то для них он только начинался — бой за его жизнь. Кроме проникающего ранения брюшной полости, оказалась перебита бедренная артерия. Пуля, пробившая каску, выстригла большой клок волос с головы, сняла часть кожи с черепа и оставила ему на память тяжелейшую контузию. Кроме того, была большая потеря крови. Придя в себя в больничной палате Гардзеского госпиталя, Юрка размышлял о последних событиях. Мысли все время крутились вокруг невезучего чужого бронежилета. Вместо того, чтобы защищать, он все время притягивал к своему хозяину опасности... А тут еще и госпитальные суеверия. Тут считается невезучей койка, на которой кто-то до тебя умер. Поэтому он первым делом поинтересовался у медсестры: “А до меня тут кто лежал?” Та успокоительно улыбнулась: “Не волнуйся, здесь лежал старший лейтенант. Ногу потерял. Тоже кстати разведчик. Живой он, уже отправили в Союз”. “Как фамилия?” — вздрогнул Юрка. “Гафуров”. Засыпая под обезболивающий укол, Юрка окончательно уверился, что уж на везучей Гафуровской койке он точно выживет. Тяжело раненых в госпиталях Афганистана держали только до того времени, когда они становились транспортабельными для авиаперевозки в Союз. Необходимо было освобождать места для вновь прибывших. Поэтому Юра оказался в Московском госпитале. Бабушка-санитарка, готовя его к осмотру, брезгливо обрезая и снимая окровавленные бинты, обратила внимание на то, что чистыми были только лицо, кисти рук и те места на животе и пахе, где предыдущая бригада медиков провела обработку для проведения операции, а все остальные части тела были грязные и закопченные. Бабуля изрекла мысль, которая шокировала нашего солдата навсегда: “Что вы там делаете в этом вашем Афганистане, что вас такими грязными привозят?”

66-Я ОТДЕЛЬНАЯ МОТОСТРЕЛКОВАЯ БРИГАДА

“Если хочешь пулю в зад — поезжай в Джелалабад!” Кто придумал эту поговорку, истории не известно. Но это был, наверняка, боец или офицер 66-й отдельной мотострелковой бригады(ОМСБр), дислоцировавшейся в городе Джелалабаде. И не мудрено, 66-я ОМСБр в 1980—1981 года вела самые кровопролитные бои на территории Афганистана. А за все время войны она потеряла более 2000 убитыми и ранеными. Это одна из самых прославленных воинских частей Советской Армии, входивших в состав ограниченного контингента. За свои боевые действия бригада награждена орденом Ленина. Подразделения бригады контролировали три провинции — Нангархар (г. Джелалабад), Кунар (г. Асадабад) и Лагман (г. Мехтарлам). От Джелалабада до границы с Паки¬станом около 15 км. Дорогу от Пешавара до Кабула до сих пор называют “дорогой моджахедов”. Это самый короткий и быстрый путь, по которому можно доставить грузы из одной столицы в другую. Поэтому на этом душманском пути и была поставлена 66-я ОМСБр, принимающая первой удары прорывающихся в глубь территории Афганистана банд, сформированных в Пакистане. От того, сколько караванов с оружием “раздолбает” бригада, зависело, насколько активны будут “духи” в центральных районах страны!

66-я ОМСБр памятна воинам-закарпатцам еще и тем, что через службу в этой легендарной бригаде прошли очень многие. Наш Прикарпатский военный округ, кроме нескольких мотострелковых полков, подготовил и отправил в Афганистан один десантно-штурмовой батальон (ДШБ). Это был 48-й отдельный десантно-штурмовой батальон. В его составе оказались сразу 11 закарпатцев осеннего призыва. Вот их имена: Бобела Иван, Богович Иван, Гергелаба Василий, братья-близнецы Кашковы — Михаил и Василий, Логойда Тарас, Росул Вячеслав, Русин Василий, Феделеш Константин, Федорович Александр, Удут Петр. Заметьте – среди них два брата-близнеца. Об этом стоит сказать подробнее. Дело в том, что в Советской Армии существовала хорошая традиция — не разлучать братьев во время службы. У меня в роте, еще в Белорусии, тоже служили близнецы-братья Трещейко. Когда я набирал в учебке механиков для своей роты, то мне понравился на собеседовании один из них. Второй в это время отсутствовал — был в наряде. Мне в строевой части объяснили, что придется забрать обоих или никого. Я забрал и не пожалел потом ни разу. Однако Афганская война поставила крест на этой традиции. С 1983 года, если кто либо из семьи уже послужил в Афганистане, последующих туда уже не отправляли. Батальон формировался в г. Хырове Львовской области. В новогоднюю ночь с 31.12.1979 на 01.01.1980 года личный состав батальона без вооружения и техники убыл в Узбекистан — в пограничный город Термез. По штату в батальоне насчитывалось 418 человек. ( Забегая вперед, скажу — в течение двух лет батальон потерял 52 человек погибшими и более 200 ранеными.) Через месяц батальон был укомплектован техникой и вооружением и 25 февраля двинул через Амударью на Кабул. 66-я ОМСБр формировалась непосредственно в Афганистане на базе 186-го мотострелкового полка, и наш ДШБ организационно вошел в нее. 1 марта 1980 года считается днем рождения бригады. Такова история создания этой части. Сразу по прибытии на место дислокации начались активные боевые действия. Молодому солдату Тарасу Логойде, как впрочем и другим, все было в диковинку в этой стране. Одно дело проехать на поезде от родных Карпат до жаркого и пыльного Термеза, и совсем другое пройти на броне боевой машины десанта (БМД), наблюдая за величественными пейзажами гор, унылостью дороги по пустыне и невероятной глубиной и чистотой афганского неба по ночам. И только стремительные и чистые реки напоминали о доме. Они так же извивались среди гор, также шумели и бурунились на перекатах. За два месяца бойцы уже попривыкли друг к другу, молодежь многому научилась у “стариков”. Поняли, что лямку тянут общую, едят из одного котелка. Батальон был с устоявшимися еще в Союзе традициями. Жестокой “стариковщины” не было, не то что в пехоте — можно было, конечно, схлопотать по шее от офицера, но, как говорят, “за дело”. Тарас это понял на личном опыте. Как-то раз во взводе кончились сигареты. Пост на отшибе, до старшины так просто не доберешься. Курить всем охота — “аж уши пухнут”! Решили с товарищем смотаться в кишлак. Одна проблема — при выезде на дорогу нужно было проехать шлагбаум с “комендачами”. Включили смекалку — зацепили на ГАЗ-66 пустую бочку. Объяснили сержанту с коменданской роты, что их послали за водой. Затем съехали с охраняемой дороги и айда за сигаретами в кишлак по проселку. Туда съездили без проблем. Зато на обратном пути их уже ждали… Простреленное колесо, кузов в дырках, бочка в дырках! Пока снимали и бортировали колесо, вдруг приехал комбат — гвардии капитан Гарин. На следующий день планировалась операция, и взвод должен был прибыть на место сбора. А бочка с водой, каждый знает, играет не менее стратегическую роль во врея операции чем БМД! Увидев простреленную в восемнадцати местах бочку, гвардии капитан зарычал: “Логойда! Ко мне!” И врезал Тарасу так, что, как он говорит: “Голова оказалась на песке быстрее, чем ноги”. “Значит так, французы (комбат, когда злился, имел обыкновение называть бойцов французами), если к утру бочку не залатаете, с обоих шкуру спущу! Понятно?” “Так точно!” дружно ответили бойцы. Опять включили смекалку — куда уж в армии без смекалки. Подобрали по размеру пробоин болты, гайки, шайбы. Тарас оказался помельче водителя, и ему пришлось залазить в бочку и держать ключем гайки изнутри, пока водитель-армянин крутил болт снаружи. В сорокаградусную жару, внутри раскаленной бочки, да еще и это злобное “французы!” звучит в ушах! Такого не забудешь. А после операции комбат приказал наказать Тараса за самоволку — поставил на ночь охранять обгоревший труп погиб¬шего на операции танкиста. Морга в батальоне не было, утром труп должны были забрать в бригаду. Что поделаешь, боевого опыта не было ни у кого. Учились на ошибках все — и офицеры, и солдаты. В первое время ездили на БМД по-боевому, но как только сгорела первая машина вместе с десантом (всего погибло семь человек сразу) стали ездить только на броне. Уже в первом бою Тарас понял, что, поворачиваясь на шум стрельбы, не видит противника. Эхо в горах гоняет выстрел от скалы до скалы обманывая солдат. Приловчился не обращать внимание на звук, а полагаться только на глаза — искать поднявшуюся пыль и вспышки выстрелов. С удивлением обнаружил, что магазин с 30 патронами заканчивается всегда неожиданно и очень быстро! Сделал вывод — стрелять короткими очередями по 2 патрона и стал снаряжать магазины так, чтобы три последних патрона были трассирующими. Командир роты обнаружил в бойце лидерские качества, и Тарас стал командиром отделения. А это значит, что теперь отвечаешь не только за себя, но и за свое отделение. Первое суровое замечание за подчиненных Тарас получил очень скоро. После ночевки в горах рота собиралась продолжить свой путь. Бойцы, наскоро перекусив, укладывали в рюкзаки свои нехитрые пожитки. Тут появился майор Балановский — инструктор батальона по ВДП (воздушно-десантная подготовке) и обнаружил несколько пустых банок и разорванные бумажные упаковки из-под патронов. Подозвал сержанта к себе и скомандовал: “К бою!”. Тарас упал на землю и изготовился к стрельбе. Майор достал пистолет и стал стрелять вокруг Тараса. Тот лежал не шевелясь. Выпустив обойму, майор скомандовал: “Встать! Запомни, сержант, по этому мусору, оставшемуся после роты, душманы будут идти за ротой, как по автостраде! Закопать!” После себя убирали очень тщательно, не оставалось ни окурка, ни обрывка бумаги, ни тем более экскрементов. Порванный в двух местах пулями майора бушлат Тарас зашивал уже дома — в Асадабаде. Первую потерю батальон понес уже 30 марта. Меняя огневую позицию, погиб командир гранатометного взвода лейтенант Турченков Игорь. Позже, в этот же день, погиб рядовой Доронин Валера. Но больше всего досталось бригаде у кишлака Хара, что возле Асадабада. 11 мая 1980 года. Вот сухое описание из донесений командиров об этой операции. Десантная операция в районе кишлака Хара в ущелье реки Печдара провинции Кунар началась в 5 часов утра с высадки тактического десанта из состава 66-й отдельной мотострелковой бригады. С борта трёх Ми-8 десантировались 1 мср (и. о. командира роты ст. л-т Заколодяжный), взвод агс 1 мсб, взвод управления и разведки 1 мсб (командир л-т Котов), миномётный взвод дшб (командир л-т Суровцев) — общим количеством около 90 человек. До 8.80 часов утра части занимали позиции на вершине хребта (высоты 2.900 — 3.100 метров), в 8.30 по сигналу “Дорога” взвод агс двинулся по гребню хребта, взвод УиР (разведывательный дозор) и мин.взвод дшб спустились к реке и пошли вдоль неё. Основной состав 1 мср также спустился к реке. По команде замполита роты, старшего лейтенанта Шорникова, рота стала строиться в походную колонну. Как только бойцы плотно встали в строю, душманы открыли ураганный огонь более чем из ста стволов! Личный состав укрылся в близстоящем строении и до наступления темноты отражал атаки душманов, после чего по руслу реки вышел из окружения. На поле боя осталось 14 тел погибших, несколько тел было унесено течением реки и не найдены. Потери в этом бою якобы составляли — по воспоминаниям ген. л-та Смирнова — 31 погибший и 25 раненых по воспоминаниям ген. л-та Меримского — 46 погибших и более 65 раненых. А вот воспоминания ныне проживающего в Москве участника тех боев — Игоря Котова, тогда лейтенанта, командира минометного взвода. Мне удалось связаться с ним, и я благодарен ему за рассказ. Вместе с уцелевшими офицерами и бойцами он дал хронологию события на одном из участков обороны. Вот его рассказ: 5 часов 42 минуты. В составе первой волны десанта первая рота под командованием исполняющего обязанности командира роты старшего лейтенанта Заколодяжного. Замполит роты — ст. л-нт Шорников, командиры взводов — ст. л-нт Сальков, л-нт Баранов. Два минометных взвода. Командиры взводов лейтенанты Суровцев и Котов. Численность группы 84 человека. Ближайшие вершины нами были заняты в течение 30—40 минут. Высота около 2500—3000 метров над уровнем моря. В девять часов пятнадцать минут у реки Печдара бойцы набрали воды и пошли дальше. Слышна стрельба, но какая-то вялая. Идущие за нами солдаты собрались толпой у реки, нам же удалось отойти от берега метров на пятьдесят. И тут раздался приказ замполита роты, ст. л-та Шорникова, строиться в колонну для движения по дороге вдоль реки. Первые ряды останавливаются, задние стали подтягиваться. Все, кто выполнил эту команду, погибли сразу или были ранены. Настолько глупая команда, что даже спустя столько лет приходится кусать локти от злости, за решение принятое замполитом Шорниковым. В девять часов двадцать минут, как только рота выстроилась для движения, моджахеды открыли огонь с трех сторон. Стреляло более ста стволов, два ДШК, около пятидесяти автоматов и снайпера, огненный шквал срезает половину подразделения. Крики раненых. Все бегут к реке, где находят свою смерть. Гибнет замполит Шорников от смертельного ранения в спину пулей ДШК в район левой почки. Старший лейтенант Сальков получает тяжелое ранение. Из боя его выносят его же бойцы и в четырнадцать ноль ноль он умирает на руках прапорщика Акимова. В девять часов тридцать минут погибает лейтенант Суровцев. В это время гибнет и большая часть моего минометного взвода. Раненые плывут вниз по реке, прячась за прибережными камнями. В девять часов двадцать пять минут со стороны кишлака Хара началась атака моджахедов под руководством пакистанских инструкторов в черной одежде (Черные аисты). В атаке около пятидесяти-шестидесяти человек. Расстреливают лежащих на песке наших раненных бойцов. Некоторых рубят, добивают мачете. Остатки роты тонут в реке. Кому-то удается попасть в течение реки, и их выносит в район штаба батальона, расположенного в двух-трех километрах от места боя. Страшно. Вдали жуткий бой. Горстка наших бойцов бьется против профессиональных наемников. В девять часов сорок пять минут организация обороны страшим лейтенантом Заколодяжным в крайнем доме кишлака Хара. Стреляют человек пять, остальные в шоковом состоянии прячутся внутри дома и за его стенами. Меня цепляет в левое бедро. Пуля на излете, поэтому я вытаскиваю ее пальцами. Рядом Сергей Деревянченко прикрывает огнем. Вкалываю себе четыре кубика промедола. В девять часов пятьдесят пять минут вливаюсь с рядовым Деревянченко (все что осталось от моего взвода) в группу Заколодяжного Сергея. Общее количество бойцов, оборонявших дом, теперь около тридцати человек. Еще один мой боец остался в сорока метрах от места обороны основных сил – это рядовой Дидык. Ему весь день пришлось вести бой одному. В десять ноль-ноль началась вторая волна атаки моджахедов. Практически полностью уничтожены остатки первой роты, скрывавшейся в складках местности. На берегу лежат тела убитых. Остатки добрались к штабу батальона ближе к обеду. Кто-то окопался на берегу (если позволял рельеф). Те, кто остался на берегу, погибнут в ближайшие два часа. В этот момент старший лейтенант Заколодяжный ставит АГС на бруствер дувала и практически в упор расстреливает атакующих моджахедов. Он чем-то напоминает Бога войны. Орет что-то. Пули свистят, падают раненные и убитые, а ему хоть бы что, мочит и мочит “духов”, пока не кончаются боеприпасы. С десяти до двенадцати часов атаки длятся непрерывно. Новая атака начинается, как только заглохнет предыдущая. Впервые встречаемся с тактикой, применяемой моджахедами: весь огонь пулеметов и автоматов они направляют на обороняющихся, а другая часть моджахедов, без выстрелов, бежит к дому, где сидят наши бойцы. На пике боя мы вызываем огонь артиллерии на себя. Радист Юрий Токар, парень не потерявший присутствие духа, как робот, постоянно передает сообщения в батальон. Мужественный пацан. Двенадцать ноль-ноль: постоянно просим оказать помощь с воздуха или огнем артиллерийской батареи. Чувствуем — еще немного, и нам конец. Ни разу, ни до этого боя, ни после, не приходилось жать на курок в течение двух часов подряд. Болит плечо и кровоточат пальцы. Все вымотаны. Что говорить о духах, эти еще и бегают, наверное, накурились. Пока МИ-8 обрабатывал вершины гор, снижая эффективность атак душманов, удается еще и перекусить. У нас потери составляют человек десять. Трупы складываем неподалеку в глинобитное строение. Раненые лежат неподалеку. Со стороны, зарывшейся в песок роты, перестают раздаваться ответные выстрелы. В двенадцать часов тридцать минут артиллерия начинает работу. Сделали один выстрел прямо в гущу атакующих моджахедов. Потери у них колоссальные, возможно, человек семь-восемь разнесло в клочья. Сто двадцати двух миллиметровый снаряд разорвался в двадцати-тридцати метрах от нас. Грохот, я вам скажу, впечатляет, заложило уши. Все родные лица, окружавшие меня, оказались в пыли, которая растаяла спустя несколько минут. Следующий выстрел нашей артиллерии пришелся на взвод третьей роты, зарывшейся на гребне вершины. Убило двоих. По этому квадрату артиллерия больше не работала из-за вероятности поразить своих. По данным генерала Смирнова О.Е., артиллерия тогда нанесла огневой удар по душманам, выстрелив более шестисот снарядов. Я читал его мемуары про бой в Харе – мура полнейшая. В этот момент видим приближающийся вертолет МИ-8 и уверенный голос пилота: “Ребята! Обозначьте себя. Где нам работать?”. Не поверите, на глаза навернулись слезы. Тринадцать ноль- ноль: начинается работа вражеских снайперов. Жара более пятидесяти градусов. Нет воды, кончаются медикаменты. Потеряно еще двух бойцов. Один из них бегал к реке, ему удалось принести пять фляжек с водой, но сам погиб. Эти глотки воды спасают жизни остальным. Не всякий способен пойти на такой мужественный шаг. Второй был убит когда ел, прислонившись спиной к стене дома. Упал, практически без крика. К тому времени интенсивность боя приблизилась к нулевой отметке. В шестнадцать ноль-ноль моджахеды отправляют к нам парламентера. Он приближается на расстояние двадцати-тридцати метров. Высокий, с белым флагом, в левой руке. Что-то кричит, предлагает сдаться. Все в доме держат его на мушке. По приказу Заколодяжного его снимает снайпер. Око за око! Узнаем, что тяжело ранен прапорщик Акимов — двойное ранение руки и проникающее грудной клетки. До семнадцати ноль-ноль передышка — ни выстрелов, ни атак. Замечаем, что через реку по переправе метрах в трехстах от нас на наш берег переправляется большая группа моджахедов. “Это конец”, — шепчет мне мой рассудок. Шанс выжить в таком бою равен нулю. Начинает темнеть. В семнадцать часов десять минут моджахеды вновь атакуют. Атаки грамотные. Огнем ДШК подожгли крышу строения, где скрывались основные наши силы. Погибает еще один боец, решивший сменить позицию. Ему в грудь попадает пуля от ДШК. Темнота становится гуще от огня над головой и от слов Сергея Заколодяжного, которые можно выразить тремя словами “Игорь! Нам конец!”. В восемнадцать часов пятьдесят минут моджахеды прорывают нашу линию обороны. Они за стеной, слышны их перекрикивания между собой. Несколько духов залезли на крышу ближайшего строения и стреляют сверху. Но мы еще живы и способны бросить гранату метров на десять, чтобы ее осколки накрывали духов как зонтиком. Если раненных и убитых раньше складывали внутри строения, то сейчас не до них. Они валяются под ногами, мешая живым, от крови на земле скользят ноги. Практически, лишь толстый забор, разделял противоборствующие стороны. До девятнадцати часов тридцати минут, пытаясь сдержать моджахедов на приемлемом расстоянии, стреляли без перерыва, постоянно бросали гранаты. В живых нас осталось не более пятнадцати человек. На помощь уже не надеемся. Решение прорываться — самое правильное, сил держаться уже нету. Некоторые засыпают на ходу, несмотря на визг пуль, если останемся – погибнут все: “духи” вокруг, рвется кольцо блокады. Начался рукопашный бой против более чем двадцати моджахедов. Деремся прикладами и кулаками, штык-ножей нет. Крики раненых с одной и другой стороны. Удается прорваться к реке. Часть тяжело раненых осталась в доме. Так уж случилось, что я оторвался от основной группы. Со слов Заколодяжного, как только мы покинули глинобитный дом, “духи” тут же вбежали в него и со стороны дома стали раздаваться крики наших тяжело раненых бойцов, вынести которых мы не могли, ибо каждый из нас нес какой либо груз. Там “духи” резали наших тяжело раненных бойцов. Двадцать один ноль-ноль: идем по берегу реки по горло в воде, раненных тащим на себе. По дороге бегают моджахеды. Ледяную воду мы почти не чувствуем. При опасности замираем, направляя стволы в сторону берега. Сколько нас тогда вышло, не знаю, думаю, человек десять —двенадцать — пятнадцать. Медленно вылезаем из речки, нет сил встать на ноги. Посидим, отдохнем некоторое время, идем дальше. Помню, пока шли, мне глотку сжимал раненный, которого я тащил на себе. А когда мы добрались до своих, он оказался мертвым. В расположение штаба батальона, в двух-трех километрах ниже по течению реки, прибываем ночью. Останавливает нас голос часового: “Стой, кто идет!” На глазах слезы от радости, что вырвались к своим. Из восьмидесяти четырех нас осталось в живых не более пятнадцати человек. По данным разведки, убитых “духов” было более двухсот. В этот день погиб в том рукопашном бою и наш земляк — один из одиннадцати закарпатцев прибывших в составе отдельного десантно-штурмового батальона, рядовой Гергелаба Василий Михайлович, служивший в минометном взводе первой десантно-штурмовой роты. Он пережил своего командира — лейтенанта Суровцева — на несколько часов. За мужество и стойкость награжден орденом Красной Звезды посмертно. Это было только начало той войны! Всем учавствовавшим в ней есть в чем покаяться. Но особенно грешны некоторые генералы, которые заканчивали академии, получали чины, погоны и ордена. Они должны были владеть обстановкой, организовывать взаимодействие! Где была артиллерия до 12 часов 30 минут? Про авиацию тоже вспомнили лишь после обеда. На штабных картах, наверняка, был нарисован и резерв именно на такой случай! Каждый на войне делает свою работу. Зачем было замполиту лезть не в свое дело? У замполитов по боевому уставу в строю даже своего места нет! А откашлялись за безграмотность генералов бойцы и младшие офицеры, матери и жены погибших в Союзе. Они платили своими жизнями и совершали подвиги, без которых можно было бы обойтись. Мне кажется, мы так и не увидим ни одного раскаевшегося генерала, написавшего в своих мемуарах о своих ошибках. Тем ценнее для нас свидетельства бойцов и офицеров батальонного звена, тянувших военную лямку не на картах, а на местности. Не всякому человеку в жизни приходилось испытать ужас. Это слово, часто не к месту, и по пустячному поводу вошло в разговорную речь в мирной жизни. Люди, иногда не задумываясь, говорят: ужас, как я рад, что тебя встретил! Уже тогда сержант Тарас Логойда ощутил смысл этого выражения в Афганистане. И не в бою, когда некогда задумываться о смысле жизни, а надо делать свое дело. А в строю своего батальона, когда на плацу, перед штабом батальона, замполит и особист выбирали расстрельную команду. Для начала вывели из строя сержантский состав батальона (вопрос — не доверяли рядовым?) затем шли медленно по строю сержантов и выводили из строя по одному. (вопрос — если уже додумались до такого абсурда, то неужели нельзя было выбрать заранее и подготовить психологически восемь человек для расстрела из бригады?). И вот, я стою на плацу, и в сорокоградусную жару меня начинает бить холодный озноб! Мне хочется сказать этим офицерам — расстреливайте САМИ! В чем моя вина, почему Я? Я там не был и не знаю, что там произошло! А если это ошибка? А если я ошибусь, то и меня расстреляют? Многие солдаты вообще не понимали, что происходит. Их сняли с удаленных постов, чтобы поприсутствовали на казни. Это начал работу военный трибунал СССР. Второй раз в истории выездная коллегия Военного Трибунала покинула территорию страны (первый раз выехали на заседание в 1948 году для суда над фашистским преступниками). А в 1981 году, четверо солдат из 1-го МСБ 66-й бригады изнасиловали 8 летнюю девочку и расстреляли всю ее семью! Да, это оборотная сторона медали на войне. Преступники были и есть не только в мирной жизни, но и на войне! Трибунал вынес в кратчайшие сроки решение: “Приговорить к расстрелу! Исполнение приговора произвести на территории части!”. Приговор справедлив, но почему их должны расстреливать сослуживцы? Сделать из солдата палача было чьим-то искусным замыслом! Чем руководствовался военный трибунал, до сих пор не известно. Известно только, что в Политбюро боролись две группы — “за” и “против” ввода войск в Афганистан. И наш сержант Логойда оказался в строю батальона на острие борьбы этих групп. Он этого не знал тогда — по мере приближения офицеров к нему из-под панамы капали холодные капли пота. “Господи, пусть они пройдут мимо меня, не подобает солдату стрелять в своих!” Спас положение писарь из строевой части. Подбежав к офицерам, он протянул им какую-то бумагу. Те, посовещавшись, распустили батальон! Кто-то в верхах все-таки понял, что так делать нельзя, и преступников увезли в Союз! Так начиналась война для 66-й ОМСБр.